Варечка молчала.

– Не держи на меня зла, – попросила Вика. – Тебе, конечно, легче было бы винить меня в каких-то своих личных неудачах, но, поверь… я никогда намеренно не хотела причинить тебе боль. А что касается Никиты… ты и сама в курсе, что мне это совсем не нужно.

– Что слышу я! Речь обо мне? – их обеих за плечи приобнял Берестов, как всегда весёлый и балагурящий, естественный и непринуждённый. Нет, ей-богу, если бы не признание Варечки, Вика ни на секунду не заподозрила бы его в какой-то тайной симпатии в свой адрес.

– О тебе, – кивнула она. – Варечка уверяет, что ты неуклюж, как медведь, и совершенно не умеешь танцевать.

– Что за клевета! – вытаращил глаза он. Впрочем, Варечка была шокирована не меньше.

– Чтобы доказать обратное, тебе придётся пригласить её на танец, – хитро прищурилась Вика.

– Сводничаешь? – догадался он понятливо, а Варечка багрово покраснела.

– Топайте, топайте, – подбодрила их обоих Вика и подмигнула. – Хватит уже жрать на ночь глядя, подите-ка, растрясите жиры!

К удивлению Варечки, Никита даже не стал спорить, а послушно увлёк её за собой на танцпол.

Так получилось, что Данила ни разу не был в городе, где его жена родилась и выросла.

После смерти бабушки Вика вообще редко наведывалась в Самару – просто не видела в этом необходимости. Потенциальных покупателей в квартиру водила соседка Клавдия Михайловна. Именно она и сообщила Вике, что нашлась, наконец, семья, окончательно готовая приобрести это жильё.

Получив диплом и отгуляв на выпускном, Вика оказалась свободной как ветер почти до конца лета, поэтому решила, не мешкая, поехать в Самару и оформить сделку. Без всякой надежды, скорее для приличия, она позвала Данилу с собой. А тот неожиданно согласился, даже обрадовался её предложению. Тогда пришлось взять с собой и Ванечку тоже – Вика не знала, насколько задержится в родном городе, поэтому напрягать няню не хотелось. В конце концов, они так давно не выбирались никуда все вместе – будет этакий семейный вояж…

В Самаре ничего не изменилось. Даже постояльцы, которые несколько лет снимали эту квартиру, не лишили её того особенного уюта, который создавался руками Викиной покойной бабушки, Варвары Романовны. Уже с порога, закрыв глаза и втянув носом знакомый запах – смесь мяты, душицы, лаванды и домашнего варенья – Вика почувствовала покой и умиротворение. Она – у себя дома, в месте, где её всегда любят и ждут. Вернее, любили и ждали… Не совершает ли она ошибку, решив продать своё детство? Не будет ли это предательством по отношению к бабушке? Но Вика тут же отбросила эти мысли. Квартире нельзя пустовать. В каждом жилище должна быть душа. Если оставить всё, как есть, этот еле тлеющий домашний очаг вскоре совершенно угаснет. Нет уж, нет – пусть в этой квартире зазвучат новые, живые голоса, пусть тут звенит детский смех, раздаются трели телефонных звонков и бормотание телевизора, а с кухни доносятся аппетитные запахи пирожков и куриного супа…

Большую часть вещей из квартиры Вика с Данилой перетаскали к мусорным бакам и оставили там – авось, это старьё кому-нибудь пригодится для дачи. Кое-что из приличного Вика отдала милой заботливой соседке, Клавдии Михайловне, которая была очень привязана к бабушке при жизни, да и к Вике питала искреннюю симпатию. В частности, соседке досталась великолепная коллекция статуэток знаменитого Ленинградского фарфорового завода, которые украшали прежде бабушкин сервант. Протирая с них пыль в последний раз – перед тем, как отдать тёте Клаве – Вика любовалась изящными безделушками, словно видела их впервые. Балерина, которая сидела, вытянув ножку и задумчиво глядя куда-то вдаль – она напоминала Вике танцовщицу из сказки Андерсена, погибшую в огне вместе с оловянным солдатиком… Женщина с девочкой, читающие книжку – Вике казалось, что это она сама с мамой, которую почти не помнила. Были в коллекции фарфора и кудрявый мальчуган, подозрительно напоминающий юного Володю Ульянова, и толстая грудастая тётка, которая начинала соблазнительно покачивать бёдрами, если к ней слегка прикоснуться, и дворник с метлой, и лошадка, и барашек, и арфистка, и ангелочки… Всё это было оттуда – из Викиного прошлого… Она и сама не заметила, как просидела над этими статуэтками почти час.

Кое-что из вещей Вика решила забрать с собой в Москву – в частности, коллекцию пластинок. У них с бабушкой была замечательная музыкальная подборка, а в столицу не так давно вернулась мода на винил: это считалось стильно и круто. Также у Вики не поднялась рука выкинуть семейный альбом с фотографиями – потрёпанный, с вываливающимися листами и выцветшей, чуть полысевшей бархатной обложкой. Она задумчиво переворачивала странички собственного и чужого прошлого, одну за другой, словно загипнотизированная.

В альбоме хранилось много бабушкиных фотографий – в том числе и молодых, когда Варвара Романовна была ещё статной красавицей-хохотушкой с тяжёлой косой, обёрнутой венцом вокруг головы. Был один-единственный снимок Викиного дяди, которого она не застала в живых – он утонул в Волге за несколько лет до рождения племянницы. Бабушке слишком тяжело было пересматривать фото погибшего сына, поэтому она оставила лишь одно – вот это, самое любимое. Были также чёрно-белые фотографии мамы в детстве, а ещё – несколько свадебных снимков. Вика безучастно разглядывала два счастливых лица на любительском фото. Её родные мать и отец… По сути, совершенно чужие ей люди, которых она практически не помнила. У родителей даже не было профессионального свадебного фотографа, потому что поженились они в голодные, бандитские, лихие девяностые. Мама – такая красивая, в простом белом платье, без всякой фаты, с распущенными волосами… Отец – высокий, рыжий, сияющий… Вика поняла, что Женька очень похож на него. Ей стало на мгновение стыдно за то, что она совершенно не стремится поддерживать отношения с собственным братом. Да, у неё имелись веские причины обижаться на отца, но при чём тут Женя? Он ведь искренне хотел наладить с ней контакт в Москве, а она отделывалась лишь формальным общением.

«Надо всё менять, – взнезапно подумала Вика, захлопывая альбом. – Отношение к людям, к жизни… Перестать осуждать всех напропалую, быть добрее. По-моему, я слишком ожесточилась за последнее время». На секунду мелькнула было мысль – а не позвонить ли отцу? Но Вика тут же малодушно заставила себя подумать о чём-то другом.

Клавдии Михайловне очень понравился Данила – «хороший, порядочный парень, сразу видно; и тебя, Викуля, любит без памяти!». А уж от маленького Ванечки она и вовсе пришла в восторг. Она водила мальчугана к себе